Скачать 3.47 Mb.
|
Третья лекция |
(*Иоганн Амос Коменский (1592—1670) — педагог, философ, теолог, основоположник современной педагогики, епископ Моравского братства. Основной труд — «Pansophiae prodromus», Оксфорд, 1639 г.) в Центральной Европе. То самое, что он пережил из восточной мудрости при дворе Гарун аль Рашида, снова возобновилось благодаря тому, что он затем, в XVII столетии, был той личностью, которая крайне энергично выдвигала следующую мысль: «Нечто духовное, структурированное духовное проходит через развитие человечества». Зачастую говорят: «Коменский, мол, верил в "тысячелетнее царство"». Это тривиальное высказывание. На самом же деле это означает, что Коменский верил в этапы, эпохи, проходимые человечеством в своем развитии, — что он принимал положение о некоем духовном, из духовного мира поэтапно распределенном всемирно-историческом развитии. Он хотел доказать, что некий дух пронизывает, приводит в волнообразное движение всю природу. Он пишет сочинение «Пансофия», то есть «Всеобщая мудрость». Собственно, в деяниях Амоса Коменского есть глубокое духовное движение. При этом он является обновителем дела воспитания. Известно, что он стремился к наглядности обучения; но он стремился к другой наглядности, чем в материализме, — он стремился к насквозь духовной наглядности. Я не могу сейчас разбирать это во всех частностях; я могу только указать на то, как арабизм излился в западной форме, как он излился в восточной форме, и что произошло в Центральной Европе из слияния этих обоих духовных импульсов. Многое из того, что живет в цивилизации Центральной Европы, мы понимаем только тогда, когда видим, как те духи, которые жили при дворе Гарун аль Рашида, сами в той форме, в какой это могло быть возобновлено, перенесли сюда из Азии то, что проистекает из арабизма. Так становится очевидным, как в историческом развитии действует индивидуальность человека. И когда мы взираем на такие знаменательные примеры, то понимаем, как карма действует через человеческие инкарнации. Тогда уже (как я об этом говорил в различных случаях) можно применять это к тому, чем является наша собственная инкарнация. Но прежде мы должны располагать конкретными примерами. Рассмотрим сперва такой пример, который, пожалуй, представляет интерес, прежде всего здесь, в этой стране, — рассмотрим швейцарского поэта Конрада Фердинанда Мейера*(*Конрад Фердинанд Мейер (1825—1898). « Святой», новелла, Лейпциг, 1880 г.; «Юрг Енач», исторический роман, Лейпциг, 1876 г.). Если мы направим взор не только на стихотворения Конрада Фердинанда Мейера, а еще и на его личность, то она может возбудить большой интерес. Конрад Фердинанд Мейер — примечательная личность. С ним, собственно, всегда было так: когда он сочинял свои чудесно ритмизированные стихотворения, то было видно (если можешь наблюдать эти вещи), как его душа в каждое мгновение имела склонность несколько выйти из тела. Есть уже нечто чисто душевное в том, что живет в чудесных формах стихотворений, а также в художественной прозе Конрада Фердинанда Мейера. Он также страдал в своей жизни от такой судьбы: когда отделение его духовно-душевного существа от физически-телесного становилось слишком сильным, в его земной жизни наступало некое помрачение сознания. Это рыхлое взаимодействие духовно-душевного существа и физического тела можно заметить, когда занимаешься стихотворениями или же личностью Конрада Фердинанда Мейера. Эта индивидуальность, которая во время инкарнации Конрада Фердинанда Мейера лишь непрочно живет внутри физического тела, — она должна была (можно сказать прежде всего) проделать нечто совсем особенное в своих предыдущих земных жизнях. Так вот, исследования в отношении более ранних земных жизней поистине не всегда бывают легкими. Приходится переносить самые разнообразные разочарования, будучи отброшенным назад от того, во что хочешь духовно проникнуть. Поэтому дело вовсе не в удовлетворении неистовой жажды сенсаций (когда я говорю о перевоплощениях), а во все более глубоком освещении исторического развития. Когда прослеживаешь жизнь Конрада Фердинанда Мейера, когда исходишь как раз из этого рыхлого соединения духовно-душевного существа с физически-телесным, тогда и приходишь к весьма ранней инкарнации, а именно — к инкарнации в шестом христианском столетии. Там приходишь к одной индивидуальности, с которой сперва не совсем справляешься даже посредством духовной интуиции, благодаря которой обычно прослеживаются такие вещи. Собственно, оказываешься духовно опять-таки уведенным от этой индивидуальности, жившей в Италии и находившейся в среде распространявшейся тогда формы христианства. Не можешь верно к ней подойти и оказываешься отброшенным к инкарнации Конрада Фердинанда Мейера. Так что при этом исследовании его более ранней инкарнации, когда надеешься проникнуть в эту инкарнацию шестого столетия, опять бываешь вынужден возвратиться к позднейшему Конраду Фердинанду Мейеру и не можешь верно понять связь между этими двумя инкарнациями, пока наконец не приходишь к разрешению загадки. Замечаешь, что в Конраде Фердинанде Мейере живет одна мысль, которая и вводит в заблуждение, — мысль, которая стала также художественным образом, перейдя в новеллу «Святой», где выведен канцлер Томас Бекет*(*Томас Бскет (1118—1170) — архиепископ. 29 декабря 1170 г. был убит у алтаря Кентерберийского собора.), епископ Кентерберийский, состоявший при дворе английского короля Генриха II в двенадцатом столетии. И вот, прослеживая совокупность мыслей и ощущений в Конраде Фердинанде Мейере в момент написания этой новеллы, впервые верно проникаешь в тот род и способ, каким в Конраде Фердинанде Мейере действовал дух. От некоего частичного помрачения сознания приходишь к его просветлению и возвращаешься обратно. Наконец говоришь себе следующее: «С содержанием этой новеллы Конрада Фердинанда Мейера связано некое совершенно особое обстоятельство; оно не поддается объяснению без дальнейшего исследования; оно глубоко заложено в душе поэта». Далее приходишь к тому, что данное содержание проистекает из импульса более ранней земной жизни, когда индивидуальность Конрада Фердинанда Мейера жила в Италии при одном небольшом дворе, играя значительную роль в тогдашнем христианском развитии; тогда эта индивидуальность пережила нечто особенное. Постепенно приходишь к тому, что эта индивидуальность была послана с некоей христианской миссией из Италии в Англию. Благодаря этой миссии было основано тогда епископство Кентерберийское. Та индивидуальность, которая позднее стала личностью Конрада Фердинанда Мейера, была, с одной стороны, глубоко затронута искусством Италии IV—V столетий, которое затем нашло свое дальнейшее художественное развитие в мозаиках Италии. Именно в этой среде действовала индивидуальность Конрада Фердинанда Мейера. Затем она под влиянием импульса тогдашнего христианства отправилась с миссией в Англию. После того как при ее участии было основано Кентерберийское епископство, она была при примечательных обстоятельствах убита одним англосаксонским вождем. Это обстоятельство продолжало жить в этой душе как импульс. И когда эта душа родилась как Конрад Фердинанд Мейер, в ее подсознании жила эта прежняя судьба — убийство в Англии, которое было как-то связано с епископством Кентерберийским. Подобно тому как порой какое-то прозвучавшее слово пробуждает воспоминания, так действовал впоследствии этот импульс — «я некогда что-то совершил в связи с Кентербери». И это побуждает Конрада Фердинанда Мейера к тому, чтобы изобразить (в новелле «Святой») не свою судьбу, — это остается в подсознании, — а сходную судьбу Томаса Бекета, канцлера английского короля Генриха II, являвшегося архиепископом Кентерберийским. Этот своеобразный душевный недуг Конрада Фердинанда Мейера вызывал у него перемещение из своей собственной судьбы в другую судьбу, которую он как Конрад Фердинанд Мейер узнает из исторических сочинений. Во время Тридцатилетней войны, когда в Центральной Европе царил хаос в отношениях и событиях, эта индивидуальность снова воплотилась, — на сей раз как женщина. И хаос времени Тридцатилетней войны оказал особенно глубокое воздействие на эту женскую индивидуальность. Эта женщина вышла замуж за человека, который был, собственно, неотесанным воякой, — он бежал от немецкой смуты в Граубюнденский кантон Швейцарии. Так эта супружеская пара — женщина, восприимчивая к страшным, хаотическим впечатлениям того времени, и мужчина, более мещанский по складу — пережила то время в Граубюнденском кантоне. Эта женщина восприняла из всемирно-исторических событий того времени то, что Конрад Фердинанд Мейер опять-таки стремится раскрыть в романе «Юрг Енач». Итак, эти мысли и ощущения живут в Конраде Фердинанде Мейере, проистекая из того, что им было пережито. Трудность состоит в том, что Конрад Фердинанд Мейер, восприняв в свою душу эти впечатления, был побуждаем к их преобразованию, по той причине, что он жил в мире таким образом, что его духовно-душевное существо из-за таких импульсов в инкарнации Конрада Фердинанда Мейера только рыхлым образом было связано с телесно-физическим. И вот вы видите, что можно показать, как в мыслях, чувствованиях, ощущениях и в художественном творчестве одной личности весьма примечательным образом действуют старые импульсы, перешедшие из прошлого. Путем мыслительной спекуляции, посредством какого-либо интеллектуального размышления добиться истины об этом, конечно, невозможно: это осуществимо только благодаря духовному созерцанию. Совсем особый интерес в отношении их повторных жизней вызывают затем те личности, которые в одной из их земных жизней привлекают наш взор. Видите ли, есть одна личность, которая здесь особенно любима и ценима людьми и которая дает хорошую возможность заглянуть в то, каким образом души проходят через земные жизни. Когда по-настоящему узнают эти вещи, то они оказываются совсем другими, чем предполагают. Тут мы имеем душу, которую я мог впервые встретить при исполнении некоей жреческой функции в древних мистериях, — некоей священнической миссии: не руководящего священнослужителя, занимавшего первое место, но священнослужителя, который, благодаря своему положению в мистериях, мог в высокой степени способствовать формированию человеческих душ. В тогдашней инкарнации это была благородная личность, преисполненная доброты, какой она могла взрасти благодаря мистериям. В первом столетии до основания христианства, т. е. приблизительно за столетие до Рождества Христова, эта личность снова воплотилась и имела своей судьбой, следуя нравам, которые были тогда обычными, служить под начальством одного жестокого торговца рабами и исполнять обязанности надсмотрщика над толпой рабов: они должны были усердно работать и подвергались такому обращению, какое отвечало нравам тогдашнего времени. Нам не следует недооценивать и неверно понимать эту личность. Взаимоотношения в древних культурах надо понимать иначе, чем сейчас. Надо вполне понимать то, что столь благородная личность, какой была та, о которой я говорю, могла воплотиться приблизительно за столетие до основания христианства в качестве надсмотрщика над большой толпой рабов. Поступать по собственному побуждению эта личность могла лишь в незначительной степени, — это была ее тяжкая судьба. Но в то же время она заложила основу своеобразного отношения к тем душам, какие были в рабах, которым приходилось тяжко работать. Она повиновалась той весьма жестокой личности, о которой я упомянул, — сегодня мы сказали бы — своему начальнику; но при таких обстоятельствах, при таких взаимоотношениях возникают симпатии и антипатии. И когда потом эта личность, которая не раз — с обливающимся кровью сердцем — делала то, что она была обязана сделать согласно полученным ею распоряжениям, прошла через врата смерти, то она встретилась там с теми душами, которые по отношению также и к ней проявляли определенную ненависть. Это изживалось затем в жизни между смертью и новым рождением и создало такие душевно-духовные отношения, которые затем действовали как импульсы, подготовляющие ближайшую земную жизнь. Между всеми людьми, которые что-то совершают по отношению друг к другу, образуются кармические взаимоотношения. В порядке судьбы заключалось то, что эта индивидуальность, о которой я здесь говорю, бывшая некогда надсмотрщиком над рабами и кармически связанная со своим начальником, распоряжениям которого она была обязана повиноваться, также в известном смысле сделалась виновной (я сказал бы: без вины виноватой) за все то, что причинила жестокость ее начальника. Она действовала если и не по присущим ей самой импульсам, но, тем не менее, побуждаемая тогдашними нравами и всей ситуацией; и таким образом между этими двумя личностями сохранялась кармическая связь. Так в жизни между смертью и новым рождением подготовлялось то, что эта личность, бывшая надсмотрщиком над рабами, воплотилась снова в девятом христианском столетии в качестве женщины. Она стала женой своего перевоплотившегося бывшего жестокого начальника и много пережила совместно с ним, что было кармической компенсацией того, что я назвал невинной совиновностью в прошлых жестокостях. Но все пережитое ею углубило эту душу: в ней опять всплыло многое из того, что было в ее старой инкарнации жреца, — но всплыло опять с глубоким трагизмом. Обстоятельства девятого столетия привели к тому, что эта супружеская пара вступила во взаимоотношения со многими людьми, которые были перевоплотившимися душами прежних рабов, которые теперь снова воплотились. Человеческие души, как правило, воплощаются совместно в одно и то же время. И на Земле опять возникли некие жизненные отношения. Души тех рабов, которые в прошлом были собраны у надсмотрщика над рабами, теперь жили территориально вместе, в одной сравнительно крупной общине. Служителем этой общины, можно сказать, но служителем в несколько более высоком положении, был тот жестокий человек. Он должен был иметь дело со всеми ее обитателями и переживал самое плохое отношение к себе со стороны членов этой общины, причем он должен был заботиться о многих делах общины. Его жена переживала это вместе с ним. Итак, мы видим, как некоторое число людей оказалось крепко связано с этими двумя личностями. Однако та карма, которая связала вместе обе эти личности — бывшего надсмотрщика над рабами и его начальника, — исполнившись, теперь как кармическая связь отпала. С этой другой личностью та прежняя жреческая индивидуальность больше не была связана, но с другими душами она осталась связанной, ибо в своем воплощении приблизительно за столетие до Христа эта индивидуальность во многом выступала в качестве орудия в отношении этих душ тогдашних рабов. Воплотившись как женщина, она приносила лишь добро своими поступками при служении общине: ее поступки, во всяком случае, совершались с большой сердечностью, которая была связана со страданием этой женщины, с бесконечным трагизмом ее ситуации. Вся эта совокупность обстоятельств, связывавшая воедино кармические нити, продолжала существовать дальше. И при дальнейшем течении жизни между смертью и новым рождением (теперь между IX столетием и Новым временем) вновь образовывались импульсы, которые удерживали этих людей вместе. И теперь они снова воплотились, — правда, не в одной какой-либо внешней общине, но таким образом, что те, которые некогда были душами рабов, а затем были соединены в одной сельской общине, родились опять по крайней мере в одно время; так что тут была возможность снова завязать отношения с одновременно родившейся индивидуальностью жреца из древних мистерий, затем надсмотрщика рабов за столетие до Христа и потом женщины в IX христианском столетии. Родилась же эта индивидуальность теперь как Песталоцци*(*Иоганн Генрих Песталоцци (1746-1827)-швейцарский педагог.). А родившиеся приблизительно тогда же, чтобы исполнить карму, — те души, которые находились именно в том отношении к индивидуальности Песталоцци, как я это сейчас описал, — они должны были стать учениками, воспитанниками Песталоцци, на которых теперь он, исполняя свою карму, мог оказать чрезвычайно благотворные воздействия. Вот, мои дорогие друзья, дело обстоит действительно так: когда наблюдаешь жизнь, какой она выступает перед тобой, когда прозреваешь действия душ от инкарнации к инкарнации, то это может, конечно, поразить, обескуражить, ибо все происходит иначе, чем это мог бы помыслить рассудок. Однако содержание жизни чрезвычайно углубляется, когда наблюдаешь ее в такой связи. И я думаю, что человек уже что-то приобретает при наблюдении таких закономерностей. Если они добыты (в некоторых случаях достаточно трудным путем) из-за духовных «кулис» бытия и обнаруживают (как я мог показать сегодня лишь эскизно) нечто новое в здешнем существовании, — тогда действительно проясняется, как действует карма через всю человеческую жизнь. Уже благодаря тому, что человек следит за такими рассмотрениями, жизнь получает серьезные основания, а понять такие рассмотрения можно, если внешние факты рассматривать поистине непредвзятым оком. Антропософия существует не для того, чтобы лишь развивать теории о повторных земных жизнях и давать всяческие схемы, но чтобы показать совершенно конкретные духовные подосновы жизни. Люди станут совсем по-другому взирать в мир, если мы снимем покров с этих вещей. Поскольку это однажды должно произойти, то нам следует указать на то, что это может оказать решительное воздействие на поступки людей. Такого рода практические наблюдения над кармой суть то самое, что нужно нашей цивилизации для ее углубления, для ее сдвига. Сегодня я хотел внести вам в душу, в сердце только эти практические примеры действия кармы. Когда вы точнее наблюдаете известных вам личностей, то вы уже находите подтверждение многому из того, что мною было сказано. ^ |
![]() | Двадцать лекций, прочитанных в Берлине между 23 мая 1904 года и 2 января 1906 года | ![]() | Мы начинаем публикацию фрагментов книги Юрия Норштейна "Снег на траве", составленной из лекций, прочитанных во время учебных занятий... |
![]() | Введение к выходу в свет публикаций из лекций Рудольфа Штайнера для работающих на строительстве Гётеанума с августа 1922 г по сентябрь... | ![]() | Человек представляет собой форму, происшедшую из движения. Эвритмия есть продолжение Божественного движения, Божественного образования... |
![]() | Это расчленение будет таковым: я дам пояснения об образовании речи и о драматическом искусство, а фрау Штайнер возьмет на себя ту... | ![]() | Печатный источник: С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории. Издание 10-е ocr, Spellcheck: Максим Пономарёв |
![]() | Эта книга возникла на основе курса лекций, прочитанных автором в 1994-95 гг в Университете истории культур. У автора давно была мысль... | ![]() | Т. С. Элиота, отличает «коренная честная прямота». Дебютная, во многом автобиографичная, повесть полна юмора, легка, динамична и... |
![]() | Третий – "Семинарские обсуждения и лекции по учебному плану"– посвящен отдельным вопросам обучения, а также учению о темпераментах.... | ![]() | В настоящее время вместо термина «КИ» популярность приобретает термин «слуховая имплантация». На данный момент разработаны |